История конструктивистского жилмассива на Невском, построенного на месте рынка. Отрывок из книги о домах Петербурга

Автор блога о дореволюционных квартирах Максим Косьмин, журналистка The Village Юлия Галкина и фотограф Антон Акимов выпустили книгу «Истории домов Петербурга, рассказанные их жителями». В нее вошли истории 25 зданий: от доходного дома Александро-Невской лавры до конструктивистского жилмассива на Тракторной улице. Авторы работали в архивах, изучали планы и чертежи, общались со старожилами.

«Бумага» публикует отрывок из книги — о доме на Невском проспекте, построенном в начале 1930-х на месте Меняевского рынка.

На четной стороне Старо-Невского, среди дореволюционных домов стоит большой комплекс, занимающий квартал и прописанный по трем адресам, — редкий пример конструктивистской постройки в самом центре. В простонародье его называли «утюгом» за необычную форму. Когда-то здесь был Старо-Александровский рынок (именовали его, впрочем, Меняевским, по фамилии владельца — потомственного почетного гражданина Николая Петровича Меняева): в 1883 году торжище возвели Василий Кенель и Василий Геккер. В начале 1930-х на месте рынка на проспекте 25-го октября (так в 1918–1944 гг. назывался Невский) появился новый жилмассив. Считается, что от рынка сохранились первые два этажа, часть декора и колонны.

Архитектор дома — Иосиф Александрович Вакс. Невский, 146, — едва ли не единственная его значительная архитектурная работа в Ленинграде (сохранилась также малопримечательная школа на улице Бабушкина, 65). Ещё один жилой дом Вакса, на Артиллерийской улице, 1, отчасти повторил судьбу Меняевского рынка: в 80-е его перестроили — получилось странное модернистское здание гостиницы «Русь». Сам же Вакс куда больше известен по своим работам в дизайне, в частности, интерьеров: так, после войны он участвовал во внутренней реконструкции Большого Гостиного двора всё на том же Невском проспекте.

Вакс, как и еще один герой этой книги, архитектор Александр Гегелло, учился в Академии художеств у Ивана Фомина — известного автора, начинавшего с модерна и ставшего столпом петербургской неоклассицистической школы. Представления Иосифа Александровича о целях и методах домостроения выдаёт цитата из воспоминаний об архитекторе и карикатуристе Брониславе Малаховском: «Выполняли мы очередное задание, выданно нам нашим руководителем И. А. Фоминым, — дом врача. Тогда еще по инерции от дореволюционного времени считалось, что у врача может быть свой дом-особняк».

Сам Вакс жил в доме, который построил: он переехал на проспект 25-го Октября, 146, с Международного (сегодня — Московского), 9. «В квартиру к Иосифу Александровичу, о котором современники отзывались исключительно как о добром и отзывчивом человеке, приходили архитекторы, во многом определившие облик Ленинграда в 1930–1950-е годы», — пишет краевед, член Топонимической комиссии Санкт-Петербурга Алексей Ерофеев.

Иные воспоминания о Ваксе — у бывшей жительницы дома Елены Викторовны Русаковой, которая работает редактором в Фонде Иофе: «Архитектора Вакса мне показывала мама. Когда он проходил по двору, бабушки, сидящие в сквере, всегда культурно возмущались, жалея, что не могут закидать его гнилыми яйцами. Он быстро прошмыгивал, старался во дворе не задерживаться. Его не любили, так как планировка квартир (и нашей в том числе) была совершенно, прошу прощения, дебильная». Другая бывшая жительница дома Елена Николаевна Горелик вспоминает жену архитектора Вакса: «Бабушки — в основном это, впрочем, были женщины за 40, — сидя на скамеечке, судачили ей вслед: „Сзади пионерка, спереди пенсионерка“. Она была очень изящная модная женщина, носила большие шляпы и высокие каблуки, всегда ходила со своим внуком. А злословили в основном потому, что квартиры в доме были и остаются совершенно „потрясающие“».

Елена Русакова: «У нас была отдельная двухкомнатная квартира. Она была странной планировки: огромная, 25 квадратных метров, прихожая, комнаты 18 и 24 квадратных метра и кухня 5 квадратных метров с огромным, в полстены, неоткрывающимся окном в меньшую комнату. При этом огромный туалет — примерно 8 квадратных метров, из которого тоже было почему-то окно на кухню. До 1956 года на кухне была дровяная печь. Хорошо помню, как ее разбирали и ставили газовую плиту. Как и то, что мама ссорилась с рабочими из-за того, что они хотели заделать намертво дымоход и оставить кухню без вентиляции. В конце концов они так и сделали. Мы жили без вентиляции, пока в конце 1960-х какой-то очередной рабочий, делавший ремонт, не предложил пробить в стене дыру в бывший дымоход и поставить там вентилятор. Зато большой туалет позволил без проблем поставить там ванну.

На нашей, третьей лестнице были редко встречающиеся однокомнатные квартиры. Люди, жившие в них, проклинали архитектора Вакса более других, так как когда стало возможным поставить ванны или хотя бы душевые — в этих квартирах ничего сделать было нельзя, настолько там всё малюсенькое.

В других подъездах тоже было неординарно. Например, на первой лестнице одновременно с такими же малюсенькими однокомнатными были большие, просто царские двухкомнатные квартиры с огромными кухнями в два окна, без всяких «витражей» из кухни в комнату — в общем, совершенно нормальные. Мой друг и одноклассник жил в такой квартире.

Мой нынешний муж (тогда он был мужем совершенно другой женщины, не так давно умершей журналистки-телевизионщицы Светланы Волошиной) тоже жил в странной двухкомнатной квартире: кухня была прямо при входе, в прихожей огромного размера (впоследствии там сделали ванную), там же, в этой кухне, была дверь в туалет».

Пример нормальной кухни находим в квартире другой жительницы дома, Марины Валерьевны Оршанской: 5,5 квадратных метра и, в отличие от соседской, с окном наружу. А вот коридор на этаже в ее парадной — особенный, со множеством дверей, как в другом конструктивистском здании, так называемом Доме политкаторжан на Троицкой площади, 1. Сами жильцы Невского, 146, впрочем, сравнивали свой дом с другой постройкой: «Кто-то пошутил, что есть еще одно такое здание — Большой дом (неофициальное название здания УФСБ на Литейном проспекте — прим. авт.)».

Семья еще одной бывшей жительницы дома Елены Горелик занимала однокомнатную квартиру на втором этаже — до перестройки это была часть Меняевского рынка, в наследство от него достались пятиметровые потолки. В квартире не было ни ванной комнаты, ни душа — мыться ходили в Дегтярные бани.

В 2017 году по инициативе жительниц дома Нины Рунушкиной, Марины Оршанской и Ирины Ронкиной (мамы Марины) на Невском, 146, установили шесть табличек «Последнего адреса» с именами жертв Большого террора. Двое — рабочий и служащая: слесарь фабрики «Скороход» Михаил Ковалев и инструктор по кадрам непарового флота Северо-западного речного пароходства Меланья Шока. Остальные — директора (специалистов и управленцев среди первых жильцов было много): директор Театра музыкальной комедии Александр Коган; директор Невского химического комбината (ныне завод «Пигмент») Александр Сиренко; глава института по проектированию предприятий лесохимической промышленности «Гипролесхим» Дмитрий Ерецкий; директор Первой художественной литографии Вацлав Зайковский. Всех арестовали в 1937-м (кроме Когана — его забрали годом ранее). Всех расстреляли.

В этом списке не хватает как минимум одной фамилии. «Был у нас сосед по фамилии Дюфур, — рассказывает Нина Рунушкина. — Отец утверждал, что он конструктор танков, якобы имел отношение к Т-34. Но нигде его фамилия в связи с этим танком не вспоминается: везде только Кошкин (Михаил Ильич Кошкин, создатель и первый главный конструктор танка Т-34 Прим. авт.). По словам отца, Дюфура забрали после того, как у него в гостях побывали Тухачевский с Ворошиловым. Потом арестовали и Тухачевского. И у меня ощущение с отцовских слов (правда, прямо он этого не говорил), что посадил Дюфура именно Ворошилов, который враждовал с Тухачевским».

Найти что-либо о репрессированном соседе Нины Алексеевны и правда непросто — упоминаний Дюфура не много. Из рассекреченного протокола совещания от 9–10 февраля 1937 года, на котором обсуждали усовершенствования различных танков, становится ясно, что товарищ Дюфур был не просто конструктором, но директором завода № 174 имени тов. К. Е. Ворошилова, выпускавшего бронетехнику. Председатель мандатной комиссии VIII чрезвычайного Съезда Советов СССР Яков Яковлев так охарактеризовал Дюфура, бывшего делегатом съезда: «<…> т. Дюфур — директор завода. Вырос вместе со сталинградским тракторным заводом, где работал инженером-механиком, затем техническим директором, а теперь — директор завода, дающего прекрасные машины».

А. А. Дюфура арестовали в 1937-м. Впрочем, как и Яковлева. Как и замначальника Дюфура Исайю Бармаса. «Отца, вместе с технологом завода И. И. Райгородским, обвинили в том, что в 1932 году их завербовал агент польской разведки инженер завода „Большевик“ Андрыхевич. Затем они, по заданию директора своего завода Дюфура, будто бы срывали производство танков Т-26 и освоение новых танков Т-46», — рассказывала в 1999 году дочь Бармаса Ирина Захарова. Ее отца расстреляли вместе с коллегой. А в 1956-м обоих реабилитировали. «Выяснилось, что Андрыхевич их не вербовал, Дюфур не организовывал вредительское производство танков Т-26 и Т-46, а производивший следствие оперуполномоченный 12-го отделения 3-го отдела УНКВД ЛО лейтенант ГБ В. В. Рыкин впоследствии был осуждён за фальсификацию дел и применение физического воздействия к арестованным».

Судьба директора танкового завода неясна. «Дюфур так и не вернулся, а вот его жена Валентина — да. Она, оказывается, в ссылке была. Недолго потом прожила, — вспоминает Нина Алексеевна Рунушкина. — В квартире у Дюфуров жила их дочка Нина, она была преподавательницей английского языка. У неё отобрали ребёнка: муж на суде сказал, что она дочь врага народа».

Люди

В квартире Нины Алексеевны, родившейся всё в том же 1937-м и всю жизнь прожившей на Невском, 146, становится понятно, почему в 1950-е культурные бабушки могли не любить архитектора Вакса: например, за ту же кухню без окон (похожая была у семьи Елены Горелик: единственное окно — с мелкой расстекловкой — выходило в комнату).

Старожилка показывает артефакты: люстру, которая, по семейной легенде, имеет какое-то отношение к дворцу Белосельских-Белозерских; кожаный кофр, который оставил, уезжая за границу, Алексей Максимович Дымшиц — племянник художницы-авангардистки Софьи Дымшиц, жены писателя Алексея Толстого.

Саму же Нину Алексеевну в какой-то степени характеризует такая история: «В свое время (в перестройку — прим. авт.) я судилась с обкомом партии по поводу газеты „Ленинградская правда“. Она была органом обкома партии и Ленсовета — но по факту только обкома. А я как раз в первый раз в жизни подписалась на газету. Обозлилась страшно. Подала в суд. Не было ни одного телеграфного агентства в мире, которое бы не названивало мне домой, — потому что это была первая история, когда кто-то подал в суд на Партию. В итоге секретаря обкома и главного редактора оштрафовали каждого на 30 рублей (сумма была ерундовая), но потом этот же суд штраф отменил. Мне все говорили: „С кем ты связываешься, убьют же“. Я отвечала: „Не убьют, побрезгуют“. Смешная история, конечно. После неё депутаты Ленсовета пристали ко мне — какой-то округ у них освободился, „давайте к нам“. Я, конечно, отказалась».

Жили в доме и люди, непосредственно связанные с журналистикой. Например, отчим Елены Русаковой — Михаил Хононович Нейштадт, в войну служивший связистом на Ленинградском фронте, а после нее несколько десятилетий занимавший пост ответственного секретаря газеты «Смена». Уже упоминавшаяся Светлана Волошина известна по передаче «Контрольная для взрослых» — документальному сериалу, который она делала вместе с режиссёром Игорем Шадханом. Жил в доме и Семён Филиппович Севастьянов, ответственный секретарь еженедельника «Строительный рабочий» (в 1970-е — «Ленинградский рабочий»).

Отдельными квартирами распоряжались организации. Например, до 1957 года помещение площадью 328 квадратных метров занимал Ленметрострой, а другое, поменьше, — отдел народного образования Смольнинского райсовета. Затем Совет депутатов постановил передать оба помещения жилищному управлению исполкома Смольнинского райсовета. В том же 1957-м Совет распорядился передать двухкомнатную квартиру № 107 гражданке Бойковой и ее семье — с типичным для послевоенного времени составом: неработающая бабушка, ее дочь — начальник копировочного отдела в проектном институте; из мужчин — только внук, курсант Военно-морского училища.

В более позднее время среди жильцов дома были бизнесмены: например, председатель совета директоров компании «Чистые технологии» (специализируется на очистке твёрдых поверхностей) Владимир Михайлович Смолянов и Менахем Сионович Ильясов — последний известен по универсаму «Менахем» на Замшиной улице, сейчас там находится магазин «Сезон» («Обратите внимание: кассы до сих пор бьют на чеках слово „Менахем“», — говорит Нина Рунушкина).

Марина Оршанская вспоминает, что в ее парадной когда-то жил известный геофизик Кусиэль Соломонович Шифрин (1918–2011). В советское время он работал в Ленинградском отделении Института океанологии АН СССР. Потом переселился в США и с 1992 года трудился в Колледже Морских исследований Корваллиса при Орегонском университете. Во второй половине 2000-х посетил Петербург. «Он зашел в свой старый дом: хотел найти человека, который когда-то спас его жену (на нее напали в парадной, она закричала — этот человек выскочил и отбил ее), — рассказывает Марина Оршанская. — Семья Шифрина жила на пятом этаже. У него была фантастическая квартира с потрясающей мебелью, большим количеством книг — там витал дух старины. Мы обменялись телефонами: он звонил из США и читал стихи. Один раз трубку взяла моя мама — он этого не понял и продолжил читать».

В первом подъезде на пятом этаже жил Евгений Миронович Шустерович (1938 г. р.; в 1990-е переехал на Охту), который работал на «Ленфильме» и дрессировал собак. Нина Рунушкина дружила с Евгением Мироновичем: она вспоминает, что однажды он забрал домой собаку после съёмок фильма, так как на киностудии та оказалась никому не нужна.

Марина Оршанская вспоминает ещё одну жительницу дома — Жанну Бакулину 1930-х годов рождения. Она рассказывала, что когда-то во дворе ставили новогоднюю елку, и жители дома встречались у этой елки в ночь на 1 января, чтобы отпраздновать вместе.